Фанаты

Я случайно нарыла весьма забавную страничку, рекомендую полистать и поднять себе настроение.
www.pinterest.ru/pin/392235448793115405/
Картинка для затравки:

---

Вот хоть ты тресни, бабка моя - кокетка. Этот человек мне впаривал в свое время, как важно для девушки быть скромной, целомудренной, ненакрашенной и все такое (я, само собой, в ответ гавкала, разрисовывала физию так, что Эди Седжвик одобрительно бы похлопала, и целомудрие не блюла никоим образом, из-за чего возникал очередной срач, - в общем, бодрая движуха, всем участникам адреналин забесплатно и хоть семь дней в неделю). И этот же человек, возрастом девяносто плюс, годами отказывался сесть в инвалидное кресло, чтобы прокатиться на прогулку, потому что ну вдруг кто увидит, что она в инвалидном кресле, это же так стыдно!
Твою мать, ба, говорила я, да всем насрать. Вообще насрать, кто там куда в каком кресле едет. Все озабочены своей внешностью, а не твоей.
Да что вообще может быть стыдного в передвижении в коляске? - вопрошала моя маманька. Безрезультатно.
Ойвсё, говорила бабка, подводя черту в дискуссии.
А ходить-то она в свои девяносто пять вполне ходит, просто сердце у нее ни к черту и мышцы за зиму, когда она носа не высовывает из квартиры, ослабевают. На даче поднакачивается, шустрит по участку вовсю, но тут вот май, она с октября на свежий воздух не вылезала, вы понимаете.
Ну и я сегодня сказала: а давай-ка пойдем возложим цветы к памятнику зенитчиц в Царицынском парке. Вот тут бабке крыть было нечем. Царицыно - это место ее молодости. Там она работала в школе, там жила после войны и до середины шестидесятых, туда принесла из роддома дочь. И она как миленькая села в кресло, и все мы отправились гулять. Нуачо, хорошее кресло, удобное, шоб меня так катали. Только темные очки надела для конспирации.
А разревелась я, когда она подошла к тому памятнику, положила букет красных гвоздик к подножию и сказала тихо и ласково: "Спасибо, девочки". Встреча ровесниц, в чью молодость так страшно и так надолго вторглась война, и вот их уже нет, тех девочек, а приближающаяся к столетию старуха стоит с цветами, и, знаете, я видела ее совсем другой - такой же хрупкой, но сильной и стройной девчонкой в ситцевом платье, с подобранными наверх светло-русыми волосами, которая живет в неотапливаемом общежитии, записывает конспекты лекций в варежках замерзающими чернилами, считает за лакомство кочан капусты, отлично танцует на высоких каблуках и ходит на свидания, где они с кавалером называют друг друга на "вы", разговаривают о книгах и даже не целуются.
Бывает такой момент, когда прощаешь человеку все - вообще все, даже если он сотворил в твоей жизни немало говна. Даже не то чтобы прощаешь: просто врубаешься, что все это говно - наносное, мимолетное, пусть и побередившее тебя в свое время, но ты же все равно жив и цел. А этот человек - он однажды сделал то, благодаря чему ты физически жив и цел. Если бы он из шкуры наизнанку не выпрыгивал, голодая, туша зажигалки, жадно ловя в динамиках голос Левитана, свято веря в победу, потому что война - поганая гадина, которую непременно нужно задушить, - тебя вообще бы не было.
А потом мы еще долго гуляли по парку, по тем тропинкам, на которых она когда-то месила грязь, а теперь они вымощены брусчаткой. И прошли мимо развалин ее школы, забранных зеленым металлопрофилем: общество местных краеведов уже который год напрасно просит хотя бы памятную табличку установить, не то что отреставрировать исторически значимое здание. Там, в учительском доме при школе, встретила свои первые дни моя мать. Там мой дед развел пасеку и сажал сортовые яблони, жимолость и цветы. Теперь только кусочек краснокирпичной стены виден над глухим металлопрофилем, которым в процессе огламуривания парка скрыли руины. А яблони - старые, одичавшие, но все еще мощные - цветут белой кипенью, и никто не помнит, кто приносил с ВДНХ первые хрупкие саженцы, сажал их, защищал от мороза и вредителей, но я помню.
- За то, чтобы больше никогда не было войны, - сказала бабушка, поднимая бокал, когда мы вернулись.

---

С праздником Великой Победы всех нас!

---

А вот просто захотелось

Помните старый анекдот про "а если у меня руки в боки, похрен мне, на каком ухе у тебя тюбетейка"? Ну так вот, лично я считаю, что раз Дункан Регер классный актер и красивый мужчина, похрен, на какой руке у ретиария должна быть маника.

@темы: фильмы

---

Сезон открыт, шашлык пожарен

Из того, что нужно было взять на дачу лично для себя, я не забыла только сигареты. Но поездка определенно удалась: чудесная погода, торжественное облачение в шорты и футболку, воздух, птички, шашлык, клещи, первый комар, феерической красоты закат... лепота, словом. Вовсю цветут мать-и-мачеха, примулы, подснежники и прочие крокусы, а соседка нашла в лесу целый один строчок. А вот крапива, на которую я уже раскатала губищи, еще в зародышевом состоянии, как и сныть, облом нам с весенним меню.
В общем, москвичи, чешите за город! Нас наконец-то посетила хорошая крепкая весна.
Картинок для привлечения внимания не будет, потому что все, на что можно снимать, я тоже забыла.

@темы: просто так

---

Серпентарные провидцы не дремлют!

Ну нельзя же просто так взять и упустить возможность метнуть дерьма в сторону представителей неугодной религии (а свежие правила форума - не стенка, подвинутся):

@темы: серпентарий

---

Собака Баскервилей в малогабаритке

Подруга сегодня рассказала.
Было это примерно двадцать лет назад, и был тогда у нее дог. Взрослый. Огромная такая скотина, куда там "небольшой львице" - вотпрямдог. А жила она тогда в пятиэтажке, где, во-первых, все друг друга и питомцев друг друга знают, а во-вторых, помойка на улице. Ну и вышла она до помойки мусор вынести, а дверь защелкнулась.
По-моему, с этим все, кто жил когда-либо в пятиэтажках, рано или поздно сталкивались - кто-то из соседей стоит под запертой дверью и страдает, а кто-то косплеит крутого альпиниста. Дверные замки в те времена и в тех домах были несовершенными, зато соседи неравнодушными и балконы для перелезания удобными.
Ну и в тот раз все пошло по классическому сценарию: пока подруга мыкалась у двери, в подъезд вышел сосед сверху. Проблему оценил, осознал и предложил: мол, давай я на твой балкон со своего слезу и дверь тебе отопру. Вот только у тебя ж там, блин, собака крупножвалистая. Подруга клятвенно заверила, что собака любого, кто в квартиру проникнет, только оближет и еще все ценное вынести поможет, и сосед отправился совершать акробатические этюды.
Через несколько минут она услышала из квартиры вопль, потом дверь распахнулась и на пороге предстал сосед с окровавленным лицом и вопросом: "Что ж ты не сказала, что у тебя там еще и кот?!"
В отличие от гигантской собаки, маленький котик не любил чужаков, зато любил спать на холодильнике - прекрасной стартовой площадке...

---

Хрень-3.1

Продолжение.

* * *

Остаток дня она провела за разбором счетов и банковских выписок, пытаясь понять, каковы ее шансы на завтрашний кусок хлеба, затем пересчитала наличные и поняла, что, если до Рождества из Йоркшира не придет положительный ответ, лучший выход для нее – застрелиться. Это, по крайней мере, быстрее и легче, чем утопиться в болоте или умирать от голода. Потому что бродить по улицам и просить подаяния она не сможет все равно, пусть побирушки и войдут в царствие небесное, а самоубийцам туда путь заказан. Финансами всегда заведовал Джек, счет в банке был заведен на фамилию Стэплтона, и как получить эти четыреста пятьдесят два фунта восемнадцать шиллингов, будучи в девичестве Гарсиа, а в замужестве Баскервиль, Бэрил решительно не представляла. Тщательный обыск всех ящиков стола с перетряхиванием журналов, записных книжек и альбомов принес еще жалкие двадцать семь шиллингов мелочью, обнаруженных в старой жестянке из-под табака. «А еще у меня есть револьвер и ужасная собака, можно заняться разбоем. Я переоденусь Джеком и захвачу почту. Или станцию. А собака – мясную лавку». Тут Бэрил одолел приступ истерического смеха, каковой у менее отчаявшихся людей обычно переходит в рыдания, но она, видимо, все отмеренные ей до конца жизни слезы уже выплакала. Ослабев от хохота, икая самым вульгарным образом, она добралась углового шкафчика и вытащила бутылку бренди. Пить столь крепкие напитки она не умела, половину рюмки расплескала и после первого же глотка долго кашляла, но истерика прекратилась. «Что ж, раз я нищая, то грех не использовать все старые запасы. В том числе и бренди. Никто же не увидит».
Тепло мягко распространялось по телу, успокаивая расшатанные нервы и наводя дремоту. Боясь потерять это драгоценное состояние безмятежности – а вернее, отупения от усталости, - Бэрил поторопилась в спальню и зарылась в одеяла, успев подумать, что не ужинать и не протапливать на ночь камин – это очень экономно. И сон затянул ее в бездонную яму, черную и непроглядную, отличавшуюся от Гримпенской трясины лишь тем, что в нем можно было дышать.
Утром она впервые за последние дни проснулась не от холода. Рожденная и выросшая во влажной жаре костариканка так и не смогла полностью приспособиться к английской погоде, и, каковы бы ни были их с Джеком семейные дела, во сне она неизменно прижималась к нему, по-животному стремясь к источнику тепла. Уже четыре раза ее рука, протянувшись в сторону Джековой половины постели, натыкалась на ледяной холод, и это было скверное пробуждение. Но сегодня она, кутаясь в одеяла, ухитрилась запеленать сама себя так, что сунуться куда-то вбок из этого кокона было почти невозможно. Зато внутри и в одиночку было достаточно уютно. Бэрил то приоткрывала глаза, то, убаюканная теплом, снова соскальзывала в сон, и это могло бы продолжаться хоть до полудня, если бы голодный желудок наконец не взвыл. И это тоже было что-то новое: предыдущие четыре дня она не ощущала аппетита вовсе. «Подумать только, неполная рюмка бренди – и я просыпаюсь отдохнувшей. Как там говорил Парацельс, все яд и все лекарство, дело лишь в дозе? Нет, кажется, на самом деле он говорил, что яд вообще все. Мрачно, слишком мрачно. Лучше подумать о чем-то хорошем, ну или хотя бы попытаться. Например, не издохла ли там за ночь собака».
Поставив на плиту чайник и прихватив с собой ломоть грудинки, Бэрил отправилась в сарай. Револьвер на всякий случай был по-прежнему под рукой: с ним она чувствовала себя уверенней.
Собака была жива, точнее сказать – еще жива. Ни к мясу, ни к самой Бэрил она не проявила никакого интереса и даже не приподняла голову, хотя отек на шее выглядел меньше, чем вчера.
- Кажется, ты совсем плоха, - сказала Бэрил, пытаясь разглядеть, что же изменилось со вчерашнего дня. На звук ее голоса собака открыла заплывший глаз и шевельнула ухом. Ожидать большего от животного в таком состоянии было сложно; Бэрил и не ожидала. - И что мне с тобой делать? Все-таки пристрелить? Ждать, когда ты сама сдохнешь? Лучше бы тебе это было сделать на болоте, потому что мне не хватит сил вытащить тебя отсюда. Лечить? Я очень хорошо умею наливать микстуру в ложку, греть вино и класть грелку в ноги, а холодный компресс на лоб, но сейчас что-то я сомневаюсь в проке от такого лечения. И угораздило же тебя запугать всю округу, собака! Ну сама посуди, к кому мне теперь обращаться за помощью?
Болтая эту чушь, Бэрил одновременно старалась собраться с мыслями и хоть вчерне представить, что же ей делать дальше. Осмотреть в темном сарае животное столь же черное, как и груда угля за его спиной, было невозможно, пришлось сходить в дом за фонарем. При свете стало ясно, что все хуже некуда. Рана на боку открылась и кровоточила, и из нее торчал острый осколок кости. Задняя же лапа была раздута от крестца до пясти, словно воздушный шар, под которым перегрели горелку; пулевое отверстие заросло коркой засохшей крови, и из-под нее каплями сочился гной. Минуту Бэрил размышляла, не будет ли милосерднее и впрямь все решить одной пулей. Она не умеет лечить животных, не разбирается в ранах, а всех медикаментов в доме – микстура от кашля, порошок от головной боли и еще квасцы, которые Джек прикладывал, когда во время охоты на насекомых случалось порезать пальцы болотной травой. Уж как-нибудь она выволочет труп из сарая, пусть придется повозиться, и выкопает достаточно глубокую яму.
Собака глубоко, с хрипом вздохнула, раненый бок приподнялся и опал, и кровь обильно заструилась по нему. Осколок кости вышел наружу почти целиком, но что-то еще, маленькое и темное, скатилось вниз в этом ручейке крови; Бэрил бы нипочем этого не заметила, не стой фонарь в нескольких дюймах от собачьего брюха. По какому-то наитию она быстро наклонилась и провела рукой по мокрой липкой мешковине.
Парой секунд спустя на ее ладони лежала револьверная пуля.
Собака, несомненно, умирала, но организм ее сражался за жизнь до последнего, врачуя себя сам, выталкивая наружу чужеродные предметы и вымывая гной чистой кровью. Бэрил снова перевела взгляд на ее раздутую лапу. Я же видела, настойчиво билось в сознании, это уже было, было жарким костариканским летом, воздух пах корицей и табаком, а потом вклинился этот омерзительный запах, но все уже было позади...

* * *

- Его укусила змея! Он умрет теперь! У него плечо уже – во-от такое!
Чела требовала внимания так настойчиво, что продолжать общую беседу не было никакой возможности. Ее любимый пони вот-вот умрет! Он убежал еще вчера, вырвав у Руло повод, и его искали по всей плантации и в лесу, а только что он вернулся сам, не наступая на правый перед, и плечо у него…
- Во-от такое, - утомленно кивнула Бэрил. Явление перевозбужденной младшей сестренки было ужасно некстати: вечеринка на свежем воздухе наконец дошла до того вожделенного всей молодежью часа, когда взрослые за своими разговорами и возлияниями впадают в разморенное благодушие и теряют бдительность. И теперь уже можно безнаказанно разбредаться среди кофейных деревьев, сперва группами, потом парами, - нет-нет, не отходя совсем далеко, не забывая о благопристойности, но исчезнуть даже на секунду от всех глаз, чтобы успеть торопливо поцеловаться, обменяться несколькими словами, предназначенными только для двоих, и вернуться назад уже с привкусом тайны на губах. Мы ловкие, отчаянные и смелые, мы це-ло-ва-лись! Сегодняшнего же вечера Бэрил особенно ждала, потому что кузен Росарио снова приехал в гости не один, а с приятелем-англичанином. Светловолосый белокожий Джек выглядел среди местных юношей довольно экзотично, а еще он превосходно говорил по-испански, обожал читать и всерьез увлекался естественными науками. Бэрил уже вовсю предвкушала романтическую прогулку в густеющих сумерках, но у малышки Челы был подлинный талант всегда и всем путать планы. Джек, однако, умел извлекать выгоды из любого положения.
- Полагаю, - сказал он, незаметно подмигивая Бэрил, - следует сопроводить сеньориту Селию до конюшни, раз она так взволнована и нуждается в поддержке. Ничто же не мешает нам вернуться сюда и продолжить веселье.
Бэрил открыла было рот, но тут же опустила глаза и слегка покраснела. Им с Джеком не придется прятаться среди кофейных деревьев. В их распоряжении будет целая аллея от конюшни и вдоль всего дома, вполне пустынная в это время суток!
- Да, да, несомненно следует взглянуть на бедное животное, - согласилась она с таким внезапным воодушевлением, что Чела даже поперхнулась в своих причитаниях. – Пойдем к нему поскорее, вдруг не все так ужасно, как тебе кажется.
Когда они появились на конюшне, пони уже стоял у коновязи, опустив голову. Старший конюх Хесус точил нож и на внезапных гостей взглянул неодобрительно. При виде таких приготовлений Бэрил слегка вздрогнула.
- Вы бы, сеньорита, отдыхать шли уже, - проворчал Хесус, обращаясь к Челе. – Вам бы сладкие сны смотреть, а не как я резать буду.
- Резать? – удивился Джек. Пони выглядел понурым, но в смертельной агонии не бился и даже хрупал пучком свежей травы, а «во-от такое плечо» на деле оказалось просто шишкой размером с мужской кулак.
- Ну а что еще-то, сеньор? Само оно не пройдет, сами видите. Резать нужно.
- Потому что змея! – всхлипнула Чела, драматично припадая головой к плечу старшей сестры. Бэрил подумала, что такое зрелище и впрямь не для детских глаз, и нужно поскорее увести сестренку в дом. Но ее остановил веселый голос Джека:
- Я, знаете ли, ни разу не видел, чтобы скотину резали таким маленьким ножичком, да еще прокалив его на огне. Утрите слезы, милая Селия, прямо сейчас здесь точно никто не умрет.
Хесус вытащил лезвие ножа из огня керосинки и неспешно встал.
- Это Руло, подлец, ее накрутил, - проворчал он. – Змея, змея… Не видал я еще змей с одним-единственным зубом, а дырка-то в шкуре одна. Сеньор, раз уж вы здесь, окажите милость хвост подержать. Руло после тумаков по кустам прячется, никакого от него, паршивца, толку, один вред… А вы, сеньорита Бэрил, не откажите лампу подержать.
Чела, уяснив, что насмерть резать ее любимца не будут, вцепилась в край коновязи и вся подалась вперед, чтобы получше видеть происходящее. Бэрил тоже было любопытно, что же затевается, но взгляд ее все время соскальзывал на Джека, который оттянул хвост пони почти под прямым углом и крепко уперся ногами в землю. Только когда Чела охнула, пони дернулся и безуспешно попытался отбить задом, а Хесус буркнул: «Лампу выше, сеньорита!» - она спохватилась и стала смотреть куда следовало. Опухоль на плече пони рассекал длинный разрез, из которого обильно струился гной. Хесус не глядя отбросил нож в сторону, вытащил из кармана фляжку и зубами выдернул затычку. Бэрил невольно содрогнулась, когда он, щедро поливая рану темной жидкостью, погрузил туда пальцы – в живую плоть, и в кровь, и в гной. Пони снова задергался, но повод и Джек держали крепко.
- Глубже, что ли, резать… - бормотал конюх. – А! Вот она. Вот вам ваша змея, сеньорита, погодите, обмою только.
Чела ойкнула, подставляя ладони под мокрую колючку – обломок шипа хлопкового дерева. А Бэрил снова смотрела на Джека. Он улыбался, и она улыбалась ему – нежно и благодарно, словно это он, а не Хесус, спас маленького своенравного пони ее сестренки.

* * *

- Это был отвар дубовой коры, я помню, - сказала Бэрил. – У меня есть только кипяченая вода, но ты же не капризная, а, собака? Хуже, чем сейчас, тебе все равно уже не будет.
Возвращаясь в дом, чтобы приготовить все необходимое, она ощущала себя… странно. Не как во сне, когда совершаешь какие-то несвойственные действия и потом удивляешься сам себе, проснувшись: напротив, ум ее был совершенно ясен, а движения точны. Но страх, неуверенность, волнение словно бы остались во вчерашнем дне; остужая в открытом чайнике воду, разыскивая в столе Джека ланцет и раздирая на лоскуты чистую простыню, они испытывала какое-то холодноватое любопытство: хватит ли ей сил и решительности преодолеть еще одну ступень в этой новой и незнакомой жизни. «Никто не придет мне на помощь», - повторила она снова, но сердце больше не сжималось от тоски и отчаяния: теперь это была лишь спокойная констатация факта. Отцы церкви, вероятно, назвали бы ее состояние истинным смирением – не удрученным, но деятельным, достойным хорошей христианки. Однако сама Бэрил ни о чем подобном не задумывалась. Она вообще не вспоминала о том, что в детстве ее учили всякое важное дело начинать с молитвы. «Никто не придет мне на помощь», - в число этих «никого» как-то попал и бог. Вера ее, и без того не самая крепкая, сильно пошатнулась в последние дни, но даже это не выводило ее из состояния хладнокровного сосредоточения. Ей просто нужно сделать то, на что нипочем бы не решилась прежняя Бэрил, нужно еще на шаг удалиться от той женщины, которая умела любить, страдать, бояться и совершать ошибки. Она теперь сама за себя, и следует разведать границы собственных сил.
Отнеся в сарай все необходимое, она еще некоторое время постояла над собакой в раздумьях. Хесус тогда прочно привязал пони к коновязи за недоуздок, но ошейник с размозженной пряжкой был решительно непригоден, да и надевать его на травмированную шею означало лишь усугублять мучения животного. Выход подсказала висевшая над дверью бухта прочной веревки из конского волоса: когда угля завозили сразу большой запас, Джек подвязывал ею хлипкую перегородку, чтобы тот не высыпался к самому порогу. Теперь, когда потребовалось впервые прикоснуться к собаке, Бэрил немного оробела. Страшная пасть окажется совсем рядом, и даже револьвер не поможет – ведь для задуманного ей понадобятся сразу обе руки. Но отступать было некуда; справившись с собой, она присела на корточки и накрепко связала собаке передние лапы, просунув между ними черенок от лопаты. Оставалось надеяться, что такой меры безопасности будет достаточно на время операции. Собака на все ее манипуляции ответила только тяжелым вздохом: она достигла уже той стадии безразличия ко всему вокруг, что, казалось, утратила способность ощущать боль или неудобство.
- Знаешь, - сказала Бэрил, - я всегда ввязывалась в какие-то сомнительные приключения, с тех самых пор, как вышла замуж за твоего хозяина. И вот теперь его нет, а приключения продолжаются. Давай-ка вместе постараемся, чтобы все удалось.
Придвинув фонарь как можно ближе, она прополоскала ланцет в стаканчике с виски и приставила лезвие к пулевому отверстию. С первого раза прорезать толстую шкуру не получилось; закусив губу, Бэрил надавила сильнее, и из трехдюймового разреза хлынул поток густого желтого гноя, такой обильный, что подстеленные тряпки не успевали его впитывать. Если бы Бэрил предусмотрительно не обвязала всю нижнюю часть лица мокрым платком, вероятно, она могла бы лишиться чувств от удушающего зловония. «Потом, - повторяла она про себя, - собой ты займешься потом. Нужно просто делать все, как Хесус, и думать только об этом». Наконец из-под ланцета показалась кровь, и впервые собака дернула лапой и рыкнула. Впрочем, ей, измученной многодневной болью, эта новая боль была сродни укусу овода; во всяком случае, больше она никак не выражала протеста до самого финала экзекуции, когда Бэрил, борясь с тошнотой и обливаясь потом, наконец извлекла из рассеченной мышцы пулю.
Вероятно, любой хирург, глядя на результат, схватился бы за голову. По неумелости Бэрил не сумела ограничиться одним аккуратным разрезом, добираясь до пули, и теперь на бедре собаки зияла устрашающего вида рана – впрочем, чистая, освобожденная от всей отмершей ткани и промытая кипяченой водой. Оставалось только вставить в нее несколько свернутых из бинта тампонов, наложить тонкую повязку и надеяться, что собака еще не вычерпала до конца свое невероятное везение.
Бэрил с трудом поднялась с колен. Спину свело от напряжения, руки дрожали, рвотные позывы становились все нестерпимей. У нее еще хватило сил свернуть в ком пропитанные гноем и кровью тряпки, развязать собаке лапы и выбраться из сарая, но на свежем воздухе в глазах у нее потемнело, и пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Еще никогда в жизни ее не рвало так, как сейчас; пустой желудок выворачивался наизнанку в мучительных спазмах, желчь обжигала горло. Лишь получасом спустя Бэрил смогла распрямиться и самостоятельно удержаться на ногах.
- Мы с тобой обе сейчас просто сказочно хороши, - пробормотала она в открытую дверь, утирая мокрым платком лицо и губы. – Два вонючих полутрупа. А ведь нужно еще принести тебе воды и сжечь эти чертовы тряпки.
Собака ответила лишь очередным вздохом.

* * *

Следующие дни прошли в рутинных заботах: Бэрил перебирала вещи, откладывая то, что могло пригодиться в поездке (каков бы ни был ответ из Йоркшира, она твердо решила, что в Меррипит-хаусе не останется), понемногу наводила в доме чистоту, ходила в Гримпен за продуктами, готовила еду и делала перевязки собаке, тампонируя рану чистыми бинтами. К большому ее воодушевлению и гордости, операция, хоть и небезупречно проведенная, все же принесла явный результат: уже к вечеру первого дня собака начала поднимать голову и пить, наутро вылакала немного бульона, а на следующей перевязке громко зарычала в момент извлечения тампонов. Мучить ее дальше Бэрил не рискнула и просто хорошенько забинтовала лапу, надеясь, что организм сам успешно переборет остатки воспаления. Рана на боку после того, как из нее вышли пуля и осколки ребра, понемногу затягивалась, отек ушел с морды, и лишь на шее оставался крупный желвак. И наконец настал день, когда Бэрил, вернувшись с покупками, нашла собаку во дворе: та лежала не на боку, а на груди и выглядела много бодрее, чем прежде.
- Ну что, мы все-таки справились? – спросила обрадованная Бэрил, присев перед ней и наблюдая, как шевелится черный нос, вынюхивая соблазнительные запахи из корзинки. – Мы с тобой молодцы, а, собака?
Хвост пару раз стукнул по земле, видимо, выражая согласие, и чрезвычайно довольная собой Бэрил поспешила в дом – разбирать покупки и варить кашу. Однако ее превосходное настроение улетучилось вмиг, когда со двора вдруг раздался срывающийся возглас:
- Боже святый! Миссис Стэплтон! Вы здесь? Вы живы?
А ведь она совершенно забыла, что просила доктора Мортимера зайти и сообщить о состоянии сэра Генри. Поразительно, насколько далеким казался теперь тот день, когда для нее не было ничего важнее.
Бэрил понимала, что долго скрывать собаку у нее вряд ли получится, и все же появление доктора изрядно ее раздосадовало. Она не готова была лишиться собаки именно теперь и пустить насмарку все свои труды. Не без усилия придав лицу самое приветливое выражение, она поторопилась во двор.
Картина, открывшаяся взгляду, была даже забавной: Мортимер, похожий на испуганную цаплю, топтался возле двери в угольный сарай, а собака водила за ним глазами и тихо, низко рычала. Вероятно, слишком поздно заметив ее, доктор вздумал укрыться в сарае, и это было определенно не лучшее решение.
- Сэр, если вы намеревались нанести визит мне, вам следовало бы пройти в мой дом, а не в ее!
Услышав знакомый голос, собака заметно успокоилась; доктор же, напротив, побледнел еще больше.
- Ее дом, миссис Стэплтон? Значит, вы…
Бэрил ощутила нечто очень напоминающее злорадство. Когда они виделись в последний раз, доктор и не подумал протянуть руку ей, беспомощной и разбитой, не сказал ни единого ободряющего слова, заботясь лишь о том, как надежнее оградить от нее сэра Генри. Ну что ж, вы сами предложили эту игру, мистер Мортимер. Игру, в которой одинокая сломленная женщина представляет собой ужасную опасность. Сыграем же.
Продолжая улыбаться, она нарочно прошла совсем близко от собаки – подол скользнул по вытянутой лапе – и взяла доктора под локоть.
- Да, угольный сарай. Бедняжка сильно настрадалась от одиночества на болотах, поэтому очень привязана к этому логову. Но вам нечего бояться, она не кусается. Пойдемте в дом, я как раз собиралась заварить чай. Или, может быть, хотите кофе? У меня еще осталось немного корицы, вы же всегда любили кофе с корицей и сливками.
Выражение лица Мортимера было бесценно.

* * *

- Вы… вы не понимаете, что это значит? – как-то странно затараторил он. Бэрил почему-то совершенно некстати вспомнилась сестричка Чела, которая тоже проглатывала слоги и целые слова, стоило ей начать рассказывать о чем-то грандиозном – например, как сосед Игнасио подарил ей котенка. – Эта собака была мертва, мистер Холмс выпустил в нее…
- Семь пуль, - кивнула Бэрил. – Да, это демон. Гончая Баскервилей, бессмертная и беспощадная. Она существует сотни лет, и столетиями позже, когда наши кости истлеют, вой ее будет все так же разноситься на Гримпенской трясиной… Но вообще-то это просто двухлетняя сука, помесь мастифа и бладхаунда, и я удивляюсь, как вы, доктор, не заметили, что задняя лапа у нее перебинтована. Не все пули, выпущенные в темноте и тумане, попадают в цель, и даже попавшие не всегда оказываются смертельны.
Происходящее захватывало ее все больше. Сейчас она играла себя прежнюю – беспечную и храбрую девчонку, которую когда-то полюбил Джек. Которая когда-то полюбила Джека, еще не зная, как скоро восхищение ее готовностью ломать все устои сменится настойчивыми попытками сломать ее саму. В их семейном оркестре не могло быть двух главных партий. И она уступала, уступала, сдавала позиции одну за другой, пока не стала той, кем стала. Джек был похож на ребенка, который увлеченно складывает монетки в красивую копилку, а потом разбивает ее и бежит покупать сладости, ничуть не жалея о груде черепков на полу. Но в последние дни ей стало казаться, что собрать себя по кусочкам не так уж невозможно. Пусть склеенная копилка не станет такой же красивой, как раньше, пусть на ней навсегда останутся швы и сколы, но ее хотя бы не сгребут в совок и не выкинут в мусорную кучу.
- Вы играете с огнем!
- О-о, сэр, вы просто ни разу не видели настоящей игры с огнем. Знаете ли, костариканские индейцы…
Доктор громко переставил тяжелый табурет. От его растерянности не осталось и следа: упираясь кулаками в стол, он сверлил Бэрил гневным взглядом.
- Мне нет дела до индейцев, миссис Стэплтон. Я знаю одно: собака-убийца, лишь по счастливой случайности не успевшая загрызть моего пациента, но ввергнувшая его в тяжелое нервное расстройство, жива и даже не привязана. А вы, которую полиция сочла лишь жертвой мужа-преступника…
- …тоже преступница и законная наследница, - тихо закончила Бэрил. Плита едва горела, но ей вдруг стало очень жарко; виски намокли, и струйка пота скатилась под платьем между ключиц. – Замечательное наследство – дом, за который нечем платить, собака, которую нечем кормить, и прекрасная, но никому не нужная коллекция насекомых. Да мне позавидовать впору! Непременно напишите об этом в Лондон. Да не забудьте упомянуть, где, когда, кого и сколько раз покусала эта собака. Клянусь, я ни единого слова не скажу, когда приедут меня арестовывать. Но до тех пор этот дом – мой дом, собака – моя собака, а револьвер, который лежит вон там на полке, - мой револьвер.
Видимо, что-то заметно переменилось в ее лице под влиянием этой внезапной и тяжелой ярости: Мортимер сделал движение, словно хотел ей ответить, но прикусил губу, махнул рукой и стремительно вышел из дома, даже не оглянувшись на лежащую посреди двора собаку. Бэрил привалилась к стене, пытаясь угомонить рвущееся дыхание. Как страшно, подумала она, как же страшно – когда сердце стучит, словно разогнавшийся поезд, отдаваясь в горле тягучей болью, руки немеют, и рядом никого, и единственный на всю округу врач только что сбежал, и до чего глупо будет умереть от разрыва сердца именно сейчас, по такому дурацкому поводу… Так прошло несколько минут, а потом бешено колотящееся сердце споткнулось и остановилось. «Вот и все», - успела подумать Бэрил.
Но мир в глазах не померк, секунды шли, а она все еще была жива, и, наконец, с некоторым недоумением взяв себя за левое запястье, она ощутила пульс – ровный и мерный, как обычно.
- Господи, - пробормотала она, - что со мной творится? Чертов Джек, чертова собака, чертов Девоншир! Я не могу так больше, еще немного, и я сама начну рычать и бросаться на людей.
Ответом ей был лишь порыв холодного ветра из распахнутой двери. Девонширская осень исчерпала последний запас хороших дней: небо, еще час назад беззаботно-голубое, затягивалось темными тучами, весьма похожими на снежные. Даже в лучшие времена мало что нагоняло на Бэрил такую тоску, как холод и хмарь, с которыми в Англии приходилось мириться большую часть года. Еще недавно ее хоть немного согревала надежда, что скоро она станет богатой, очень богатой, и сможет триумфально вернуться в Коста-Рику женой лорда, а не авантюриста-оборванца, и Джек, наконец сорвав вожделенный плод в виде титула и состояния, успокоится и снова станет тем Джеком, которого она когда-то так любила. Но теперь у нее не было ничего – ни Джека, ни денег, ни надежд, ни даже ясной погоды, придававшей ей немного бодрости. Только одиночество, нахлынувшее с новой силой после ссоры с Мортимером и сердечного приступа. Умом Бэрил понимала, насколько ненормальны эти перепады настроения от азарта и вдохновения к отчаянию, но что она могла поделать? Закрыть дверь, растопить как следует плиту, сварить наконец кофе… быть той лягушкой, которая барахтается и барахтается в молоке, вот только сил остается все меньше, а комка масла под ногами так и не ощущается. Если бы у нее было больше денег или не было собаки! Конечно, люди бы все равно судачили о ней, то ли сестре, то ли жене Джека, но в первом случае ей было бы попросту наплевать, а во втором она сошла бы за несчастную жертву, которую приятно одарить хоть бутылкой молока и чувствовать себя благодетелем. И, может быть, сэр Генри… впрочем, пустое. Нет больше сэра Генри для Бэрил, как нет больше Бэрил для сэра Генри.
Есть только холодный дом, полупустой кошелек и собака, настороженно вынюхивающая новый ветер. И есть еще немного угля в сарае, и остатки бренди в шкафу.
- Собака, - позвала она тихо и жалобно. – Эй… Сейчас пойдет дождь, а может, и снег. Иди сюда? Ты одна в сарае, я одна в доме. Давай быть одинокими вместе, а, собака? Тебе совсем не нужно простужаться, иначе все мои труды насмарку. А я растоплю камин и постелю тебе старое пальто Джека. Оно теплое, куда лучше, чем твой гнилой тюфяк.
Неизвестно, что согнало собаку с места – холод, голос новой хозяйки или запахи кухни, - но она поднялась на ноги и, хромая, останавливаясь для передышки, добрела до порога.
- Иди, - подбодрила ее Бэрил. – Не бойся, я же тебя не боюсь.
Однако вряд ли страх удерживал собаку на месте. Хвост ее вытянулся в струну, голова слегка опустилась, нос задергался: она совершенно точно поймала какой-то запах. Осторожно переступив порог, она повела мордой в сторону плиты, подошла к рукомойнику, постояла словно бы в раздумьях и торопливо заковыляла вглубь дома. Заинтригованная Бэрил задержалась на несколько секунд, чтобы закрыть дверь на улицу, и поспешила за ней.
Впрочем, загадка разрешилась очень быстро. Ведомая невидимым и неощутимым для человека следом, собака пересекла холл, сделав небольшой крюк к кушетке возле окна, и наконец достигла прихожей. Когда Бэрил нагнала ее, адская гончая стояла, уткнувшись мордой в макинтош Джека, все еще висевший возле дверей, и тихо скулила, словно плакала.

запись создана: 22.05.2018 в 04:56

@темы: хрень-3

---

Вау-вау, центр Москвы наконец-то начали очищать от новогоднего блескучего говна. Глядишь, такими темпами ко Дню Победы последние елки и лампочки уберут.
Нет, я не против новогодней иллюминации, но не когда она сцуко вообще везде, плюнуть некуда, и сцуко до середины марта, и когда сцуко работаешь в центре, а потому вся эта лампочная пошлятина режет глаза в режиме 5/2. Вот уж не думала, что когда-нибудь признаюсь в любви к московскому центру, но байка про "а теперь продай козу" неизменно актуальна в самых разных сферах нашей жизни, и вот теперь ей опять находится применение. Если содрать с Москвы всякую дрянь, она по контрасту кажется почти такой же просторной, какой была во времена моего детства. Это иллюзия, конечно, и недолговечная. Но есть минутка выдохнуть.

---

И еще про Нечаева

Подруга попросила порекомендовать для ее восьмилетней дочки советских и около детских фильмов. А я, надо заметить, не то чтобы в этом вопросе дока, кучу всего в детстве пропустила, а другую кучу забраковала, так что говорю - пусть, мол, Нечаева смотрит, это хотя бы проверенное временем качество. Ну, уточнила на всякий случай, какие у Нечаева фильмы совсем не детские, и успокоилась на том.
Через два дня подруга звонит мне поздним вечером и вежливо осведомляется, уверена ли я в том, что "Сказка о Звездном мальчике" не входит в их число и вообще хорошо заканчивается. Ибо ребенок после просмотра первой серии целый час рыдал аж до икоты, "потому что нельзя так с мамой, нельзя, как этот мальчик так мог!!!" Блин. Волшебная сила искусства, е-мое. Нет, что фильм детский и хорошо заканчивается, я совершенно уверена, как и в том, что главный герой педагогично получил от жизни по сусалам, одумался и просветлился, но как-то неудобно получилось.
П.С. И кстати, раз пошла такая пьянка: а вам приходилось в столь нежном возрасте плакать над каким-нибудь фильмом? Я вот за собой в те времена такого не припомню. Разве что родичи рассказывали, как я в четыре года убегала из комнаты, когда крутили "Ну, погоди!", потому что не хотела, чтобы Волку опять прилетало от неубиваемого Зайца.

@темы: фильмы

---

Я как-то внезапно слегка подсела на нечаевский "Проданный смех"; понятия не имею, зачем он мне так понадобился. Вроде смотрела лет пятнадцать назад - ну песни славные, ну мальчишка в главной роли замечательный, ну Гундарева, Васильева и Катин-Ярцев прекрасны (они везде прекрасны), но в целом не так чтобы очень-очень. Для меня из нечаевских фильмов "очень-очень" - однозначно "Рыжий, честный, влюбленный", верхняя планка. А тут прямо залипла, смотрю кусочками чуть не с лупой. И ведь вижу, где явно что-то вырезали, и где в монтаже лажа, и грим у Кадочникова меня удручает, и дети там за два якобы прошедших года не выросли вообще, и Габи эта местами какую-то фигню морозит, и финал скомкан, а вот поди ж ты. Самое время в детство впасть, разменяв пятый десяток: раньше было некогда, а дальше будет уже для здоровья опасно.
И вспоминается мне, что в годы оные на каком-то форуме встречалась немаленькая тема, посвященная обсуждению этого фильма. На непокидайском не нашла, хотя предполагала, что именно там оно и было, но упс. Если кто помнит, дайте наводку, а? Любопытно было бы почитать, что люди думают.

@темы: фильмы

---

Вчерашнее

Люблю совпадения, с ними жить интереснее.
Подруга решила днюху в ресторане отметить. Ресторан возле метро "Свиблово". У меня с этим районом связан очень яркий период молодости, так что я специально приехала пораньше, слегка погуляла по окрестностям, поофигевала от новостроя, покурила под снегом, как двадцать лет назад... Все изменилось, но я по-прежнему хоть с закрытыми глазами дойду от метро до Тенистого проезда, до некогда самых таинственных и любопытных мест - бывшего испытательного полигона Института пути. От них почти ничего не осталось, как и от институтского городка, как и от моей юности, но вот уже второй раз с осени судьба меня забрасывает в этот район.
А в ресторанном зале на стене висел телевизор, сразу бросившийся в глаза, потому что с экрана на меня с задумчивым прищуром смотрел Лок. "А, Ксюх, ты меня летом спрашивала, кто мой любимый актер - ну так вот он", - сказала я. И под красивую жизнь Бонда в телевизоре села дегустировать устриц. И, знаете ли, они мне понравились немногим больше Бонда. То есть рвотного рефлекса не вызвали, но и удовольствия тоже никакого. Ну слизняк и слизняк, разве что с лимоном. Но в меню были карпачо и тартар, компания подобралась на редкость душевная, в пропасть Лок улетел аккурат в то время, когда я курить выходила, после Бонда врубили "Великолепную семерку", так что вечер удался несомненно.
Кстати, ресторан называется "Ян Примус", там очень приятно, плюс цены не совсем уж конские, так что рекомендую.

---

Ну кто бы сомневался...

...что самый удойный экспонат нашего серпентария не сможет долго носить яд в себе. На одной площадке плеваться запретили, так она шустренько отправилась на соседние.

" Не дай бог европейцу принять этот уклад, как свой. Вам нравится восточная нега (которая попросту лень из-за чрезмерного солнца). Но вы не знаете ментальности восточного человека, а она полярна европейской. То, что для вас - элементы порядочности, для араба - всего лишь слабость и трусость, из которой надо выгадать максимум привилегий для себя."
dumasfera.forum24.ru/?1-7-0-00000041-000-0-0#00...

"Слава богу, моих детей и внуков воспитывают по-настоящему свободные учителя, которые не смотрят в руки родителей 1 сентября и по окончании школы.)) И в школе не делают различия между цветом кожи. И учат давать сдачи словом, а не руками, но когда надо - становятся под ружье все, не зависимо от пола. И не ищут богатых папенек, как в вашем обществе, которое и порождает высокомерных и всезнающих глупцов."
ficbook.net/authors/229002/comments#profile-tab...

@темы: серпентарий

---

Как поет, как поет!

"И гроза и разгневанное, и неумолимое в своей всевластности, разразившееся льдом, и словно бы уже предсмертным, леденящим холодом, что сковывает тело и Души в смертельной, в лихорадочно-горячечной агонии, слепое в своей ярости и глухое к немым и взорвавшимся мольбам, алчно, с ненасытной жаждой, поглощавшее свои многочисленные жертвы - люди Грослоу (в каноне) и сам Мордаунт, - и ирреальным, иррациональным бесом-ужасом наполнившие отважные и бесстрашные Сердца, вопящее последним воплем, студеное, едва ль не гневом и неукротимым ревом сивучей, и сполохами Севера яркими, бушующее, и жребием и вызовом, и выбором Судьбы, слепою смертью вновь, и обессиленно, и словно, дно Жизни исчерпав себя, и вечно вновь, кричащее ли,море, - не что иное, как метафора, и этой разъяренной, охваченной огнем, морозной и январской ночью, вершающая Судьбы каждого из них."
Краткий перевод с русского на понятный: Дженни теперь и на Фикбуке.
ficbook.net/readfic/4869425/12582060?show_comme...

@темы: серпентарий

---

Экземплярчик

Сдается мне, товарищи, недурной экспонат завелся в нашем любимом серпентарии. Речь о воспитании усыновленных детей, на сцене юзер SergeSmArt:
"Так что поведение, человека ВСТАВШЕГО на путь ПОРОКА почти всегда, медленно, но верно превращает его в законченного НЕГОДЯЯ ..

К чему это приводит я видел лично, в одной семье в СССР - одна худая, кривоглазая, бесплодная старая дева с МАНИАКАЛЬНОЙ СТРАСТЬЮ "МАТЕРИНСТВА" взяла из детдома младенца, чтобы удовлетворить эту страсть.. и вырастила из него уголовника, вора, насильника и убийцу ..." (Орфография авторская.)

Ужасная картина, согласитесь. Разве можно позволять усыновлять детей некрасивым людям? Только полнотелые, плодовитые молодухи с красивыми глазами способны именно воспитывать, а кто рылом не вышли - те маниакальную страсть удовлетворяют прямо капсом. По-моему, перспективный экземплярчик, может стать весьма нажористым.

@темы: серпентарий

---

Хозяйке на заметку

Это не про похудеть, это просто так. Я тут обнаружила, что у меня слегка застоялся домашний йогурт и его надо срочно куда-нибудь ухнуть весь, пока портиться не надумал. А потому завтра к курятине будет соус. Не помню, давала я здесь рецепт или нет, но не страшно, если и повторюсь. Опять же, гости известно откуда сюда не заходят и не читают, так пусть им тоже будет вкусно.
Итак, все проще простого. Берем пару головок чеснока, аккуратно срезаем "донца", снимаем верхний слой шелухи (можно и не, на резвость не влияет, как говорила одна суперконюх). На фольгу выкладываем две стружки сливочного масла, посыпаем их щепоткой соли и перца, ставим сверху чеснок, запаковываем и отправляем в разогретую духовку минут на пятнадцать. Или на двадцать, если головки крупные. По истечении этого времени достаем, разворачиваем, даем чутка остыть. Выдавливаем зубчики в какую-нибудь пиалу (если они нормально пропеклись, то легко вылетают от нажатия сверху). Разминаем их вилкой в кашицу.
Теперь очень важное примечание: почему я советую брать всегда две головки. Да потому что к моменту, когда чеснок уже размят и пахнет, руки сами тянутся к черному хлебу, вы отрезаете ломоть, подсушиваете его в тостере, намазываете половиной чесночной массы и съедаете, не приходя в сознание. Но еще половина у вас остается! И, чтобы задуманное все-таки исполнилось, вы бьете себя по рукам, убираете хлеб с глаз долой и срочно смешиваете этот остаток с несладким йогуртом. Пропорции все на глаз и ваш собственный вкус, разумеется. У меня на одну среднюю головку чеснока уходит одна баночка. Теперь подсолить и все, готовченко. Специи, зелень и лимонный сок - на ваше усмотрение.
Этот соус практически универсален, он отлично идет ко всему - мясу, рыбе, курице, в качестве заправки домашней шаурмы или салатов. Можно в той же духовке, еще горячей после запекания чеснока, подсушить армянский лаваш, живописно наломать и есть, обмакивая кусочки в соус. Как по мне, он намного вкуснее майонеза и других покупных соусов на майонезной основе. Про калории ничего не скажу: я не фанат их подсчитывать.

---

Что бы такое съесть, чтобы похудеть?

Когда зимние винтажные брючки, трепетно любимые и очень теплые, начинают на тебе трещать по швам, а на улице как раз мороз крепчает, ощущаешь в полной мере, что праздники как-то подзатянулись. То есть, конечно, вязаное платье и теплющая юбка в пол решают, но... но брючки же! но талия! у меня когда-то была талия! Дорогая Нюра, тебе все равно не быть похожей на Аниту Палленберг, но к пропорциям Мамы Касс стремиться тоже не нужно!
В общем, в субботу с гостями оттрублю - и хорош уже жрать и бухать. А то никаких брючек на эту наливающуюся жизненными соками задницу не напасешься, особенно винтажных.

---

Братьев у меня три штука. Спасибо тетке, расстаралась. Двое живут в Германии, младшего я в последний раз видела на свадьбе старшего в девяносто первом, средний регулярно тут бывает, а старший - это и есть брат мой Вовка, про которого я не раз рассказывала. В начале девяностых тетя Марта с Витькой и Олегом убыли в Германию, а Вовка явил собой подтверждение поговорки "где родился - там и пригодился". Родился, правда, он в Караганде, а пригодился в Москве, но было это еще во времена СССР, так что засчитывается.
Ну, а Витя каждый год в Москву понаезжает. И вот сидели мы у нас с ним, Вовкой, Вовкиной женой и дочкой, и прозвучало, что парни на следующий день намыливаются в парк "Патриот" скататься. А я, а меня взять на хвост?! - возопила я. Брательники радостно похлопали меня по плечам и велели к одиннадцати была на "Алтуфьевской", а там поедем.
И мы поехали. И целый день мы бродили меж военной техники.
Как бы это покорректнее сказать... Впечатлило. Очень. Интересное такое ощущение: вот смотришь на все эти истребители, вертушки, танки, БТР и прочее, любуешься красотой продуманных граней, специально созданных, чтобы отводить рикошетом пули и дробить взрывную волну, и понимаешь: как же охрененно талантлив человек, как он изобретателен во всем, что может причинить максимальный вред ближнему. Гениален просто. До совершенства в этой науке доходит. Огромнейший интеллектуальный и творческий потенциал, нацеленный на уничтожение. Дух захватывает, как прекрасны эти машины-убийцы в чудовищности своей сути.
И как же человечны мелкие детали: велосипед - складной, между прочим, еще тяжеловатый, но уже складной; прошитое очередью знамя, пробитая фляга, до ажурности проржавевшая каска, из глубины болот возвращенные остатки мосинки, задубевший солдатский ремень, чья-то пряжка, чья-то кружка. Их давным-давно нет на свете - носивших эти фляги, ремни, заряжавших винтовки, но из печенок поднимается иррациональное, животное, бабье: обнять, укрыть от неминуемого, собой загородить, плачем вымолить жизнь, все вернуть, все исправить. До рези в легких больно, и только благодарность и нежность сильнее боли. "Не умею лучше сказать".

Хороший день, большой и хороший.

---

Всем шампанского!

И вообще хорошего.

---

Йес!

dumania.borda.ru/?1-6-0-00000172-000-0-0#002.00...
Предупреждение за переход на личности таки было получено.
И, кем бы вы думали, участником Мерседес, выразившей категорическое и аргументированное несогласие с бабушкиными "самадуравиновата" и "пьяные советские солдаты насиловали узниц концлагерей". Администрация Дюмании жжот фейерверками, не дожидаясь Нового года.

@темы: серпентарий