Почитала относительно свежего Павленко - картинки набежали, как в кино.
Когда тебе шестнадцать, смерть представляется как-то абстрактно и местами даже эстетично, легко придумывать подходящие ситуации, [не]умеренно-пафосные диалоги и вообще в это играть. Когда приближаешься к сороковнику, откусил самых разных ломтей жизни и научился благословлять судьбу, что по удачному стечению обстоятельств это покамест задевает тебя нечасто, - игра все еще возможна, но слишком уж с погружением. Долго и тяжко умиравшая Екатерина была всего на четыре года старше меня нынешней. И уже получается представить, пусть еще и не всегда на собственном опыте, каково это - помнить тело здоровым, сильным, ловким, а ныне знать, что эта измотанная бесконечными родами, насквозь больная, ожиревшая туша - тоже ты, и иной тебе уже не быть, дай-то бог хоть такой протянуть еще немножко, потому что не хочется же умирать; умирать никому не хочется. И отдыха нет, потому что чуть полегчает - уже нависает Меншиков с указами: того сослать, этого под суд, только подпись ставь, и ненавидишь его сильнее, чем все последние два года ненавидела, и вспоминаешь его другим, еще человеком, - но никогда ему таким уже не стать, как тебе не стать снова юной Мартой.
И так смешно вспоминать, как я ее играла когда-то в школьном спектакле... Конечно, мне тогда казалось, что зашибенно хорошо играла.
Когда тебе шестнадцать, смерть представляется как-то абстрактно и местами даже эстетично, легко придумывать подходящие ситуации, [не]умеренно-пафосные диалоги и вообще в это играть. Когда приближаешься к сороковнику, откусил самых разных ломтей жизни и научился благословлять судьбу, что по удачному стечению обстоятельств это покамест задевает тебя нечасто, - игра все еще возможна, но слишком уж с погружением. Долго и тяжко умиравшая Екатерина была всего на четыре года старше меня нынешней. И уже получается представить, пусть еще и не всегда на собственном опыте, каково это - помнить тело здоровым, сильным, ловким, а ныне знать, что эта измотанная бесконечными родами, насквозь больная, ожиревшая туша - тоже ты, и иной тебе уже не быть, дай-то бог хоть такой протянуть еще немножко, потому что не хочется же умирать; умирать никому не хочется. И отдыха нет, потому что чуть полегчает - уже нависает Меншиков с указами: того сослать, этого под суд, только подпись ставь, и ненавидишь его сильнее, чем все последние два года ненавидела, и вспоминаешь его другим, еще человеком, - но никогда ему таким уже не стать, как тебе не стать снова юной Мартой.
И так смешно вспоминать, как я ее играла когда-то в школьном спектакле... Конечно, мне тогда казалось, что зашибенно хорошо играла.
-
-
09.04.2017 в 16:30Вспомнился фильм Бортко "Завещание". Хороший фильм, но вряд ли захочется пересматривать: читать эту вещь интереснее. Ведь читая, представляешь себе "нормального" Петра, а на экране умирающий титан.
Он только что поверил в свою смертность, но так хочет ещё что-то успеть... лихорадочно хочет!
А был он тогда (боже мой!) на три года моложе меня теперешней. Меня ещё окликают "девушкой"...
-
-
11.04.2017 в 03:38Меншиков был в общем духе всей пиесы.:-) А одноклассник, его игравший, был очень талантлив, стал потом известным актером и режиссером. Умер не так давно. Андрей Денников его звали. Своеобразен был, но крут.
Он только что поверил в свою смертность, но так хочет ещё что-то успеть... лихорадочно хочет!
Кажется, пора мне "Жестокий век" перечитать. Помню, что в школьные же времена последние эпизоды жизни Чингисхана шли тяжело и странно, надо бы обновить впечатление.